В Сталинградской битве я участвовал с июля 1942 года в составе 34-й гвардейской стрелковой дивизии Сталинградского фронта. В то время был рядовым роты противотанковых ружей. После гибели гвардии лейтенанта Овсянникова был назначен вместо него комсоргом 38-го отдельного гвардейского истребительного противотанкового дивизиона. Имел воинское звание гвардии старший сержант.
Дивизия сначала занимала оборону в северо-западной части Калмыкии, а затем участвовала в наступательных боях. На вооружении у личного состава дивизиона были противотанковые ружья, 45-миллиметровые пушки и противотанковые гранаты. Это оружие не представляло серьезной опасности для танков противника, так как снаряды не пробивали лобовую броню немецких танков. Поэтому мы старались попасть в уязвимые места танков и штурмовых орудий противника — в боковую броню и по гусеницам.
Конечно, психологически трудно было владеть собою, не робеть и не терять самообладания при виде того, как бронированная махина стремительно движется на тебя.
Большие потери несли мы от сильных и частых бомбежек, потому что нередко были беззащитны перед самолетами. Где спрячешься и укроешься от них в степи? Спасение можно было найти лишь в земле, в блиндажах и окопах. Но на создание их у нас зачастую не было ни сил, ни времени. Тем более, что в степи земля твердая, как бетон, нет материалов для устройства перекрытий. Правда, когда захватывали позиции немцев, мы убеждались, что они глубже нас зарывались в землю, находили материалы и возможности для создания более надежных укрытий.
Трудной проблемой была доставка воды для питья и пищи, не говоря уже о бане. Не о жарком паре и венике мечтали, но о том, как добыть воду, чтобы просто помыться. Ее грели в железных бочках из-под горючего и затем наспех обливались. Но даже такие «бани» были редкостью.
Особенно донимали лютые морозы, свирепые ветра и пыльные бури. Конечно, эти природные условия действовали и на германских солдат. Причем они оказались в более трудных условиях: у них не было соответствующей экипировки для проживания в степи зимою.
Негативно влияла и пропаганда спецподразделений вермахта. На личном опыте убедился, что немцы умно, коварно и умело оказывали идеологическое воздействие на советских воинов. Сами они, находясь в тяжелейших условиях окружения под постоянными обстрелами наших войск, испытывая нужду в продовольствии, медикаментах и вещевом довольствии, они активно вели пропаганду, призывая советских воинов сдаваться в плен. Текстами на хорошей бумаге, с четким шрифтом, с выразительными фотографиями и карикатурами, они убеждали в своем превосходстве. Заявляли, что Сталин бездумно и безжалостно согнал нас в степь на мучительную смерть, что он обманывает весь мир сообщениями о победе советских войск под Сталиградом. Гитлеровские пропагандисты утверждали, что Сталинград взят доблестными войсками фюрера Адольфа Гитлера, что они под командованием генерал-полковника Эриха Манштейна прорвали окружение и соединились с группировкой генерал-полковника Фридриха Паулюса, что продолжается продвижение германских войск на восток и близок час падения Москвы и полного разгрома Красной Армии.
Советским воинам, сдавшимся в плен, обещали, что они будут сыты, жить в тепле и безопасности. При этом на листовках делались приписки — жирным шрифтом печатали: «ЭТА ЛИСТОВКА ЯВЛЯЕТСЯ ПРОПУСКОМ ДЛЯ СДАЧИ В ПЛЕН». На листовках были фотографии сытых, бодрых, опрятно одетых парней в форме военнослужащих Красной Армии. Они чинно сидели за столами, уставленными тарелками с пищей. Такое застолье обещали всем, кто добровольно сдастся в плен.
Случалось, что такая агитация давала результаты.
В нашем дивизионе большинство составляли молодые коммунисты и комсомольцы. В целом, люди сознательные, политически грамотные, дисциплинированные, патриотически настроенные. Однако не у всех хватало мужества, воли, терпения и физических сил выдержать в боях под Сталинградом. На таких и действовала пропаганда противника. Редко, но были случаи дезертирства с целью сдачи в плен. Мне лично известны три такие попытки. До сих пор помню фамилии, имена и места рождения всех троих беглецов. Сейчас не стану называть их поименно, чтобы не огорчать родственников и близких.
Первые два ушли ночью во время пребывания в боевом охранении. Это событие вызвало резкое осуждение всего дивизиона. Большинство личного состава искренне возмущалось предательским поступком бойцов и осуждало беглецов.
Вскоре произошел третий побег. Его совершил солдат, также находясь в боевом охранении. В темноте он потерял ориентировку и попал не к немцам, а в расположение танковой части советских войск. Его задержали и доставили в наш дивизион. Командир роты капитан Баранов в присутствии нескольких солдат и сержантов и меня лично начал предварительное расследование. Беглец рассказал, что ему очень захотелось покурить, но не было ни спичек, ни махорки. Решил сходить в соседний окоп — покурить и вернуться на свой пост. Ориентировался по ветру. Заблудился и наткнулся на танкистов.
На вопросы, где автомат, где гвардейский значок, где комсомольский билет и другие вещи, задержанный ответить не смог. Капитан достал пистолет и строго потребовал объяснений. При этом предупредил, что расстреляет, если не услышит правду. Ни откровенного признания, ни раскаяния не последовало. Командир роты расстрелял дезертира на месте.
У меня лично, да и у других присутствовавших не было сомнений в том, что беглец намеревался сдаться в плен немцам.
В нашем дивизионе служило немало уроженцев Беларуси. В их числе были студенты Горецкой СХА. С одним из них судьбе было угодно свести нас в послевоенное время. Как-то раз небольшая группа ветеранов педагогического труда, в их числе и я, была приглашена областным отделом образования в Могилев. По ходу собрания председательствующий сообщил, что в зале присутствует участник Сталинградской битвы. Неожиданно услышал, что им является Иван Степанович Печковский, с которым мы служили в одной воздушно-десантной части, а затем в 34-й гвардейской стрелковой дивизии.
Велика была радость встречи. Из разговора с товарищем узнал, что после того, как я выбыл из строя в результате тяжелого ранения в бою, он был назначен вместо меня на должность комсорга дивизиона.
Конечно, мы вспомнили однополчан. К сожалению, большинство из них остались лежать в Калмыцких и Сальских степях, погибли в сражениях за Ростов-на-Дону, при штурме сильно укрепленной глубоко эшелонированной обороны противника на реке Миус.
Михаил БОЛТОВСКИЙ.
